Как дело измены, как совесть тирана,
Осенняя ночка черна…
Черней этой ночи встает из тумана
Видением мрачным тюрьма.
Кругом часовые шагают лениво;
В ночной тишине, то и знай,
Как стон, раздается протяжно, тоскливо:
- Слу-шай!..
Хоть плотны высокие стены ограды,
Железные крепки замки,
Хоть зорки и ночью тюремщиков взгляды
И всюду сверкают штыки,
Хоть тихо внутри, но тюрьма – не кладбище,
И ты, часовой, не плошай:
Не верь тишине, берегися, дружище:
- Слу-шай!..
Вот узник вверху за решеткой железной
Стоит, прислонившись к окну,
И взор устремил он вглубь ночи беззвездной,
Весь словно впился в тишину.
Ни звука!.. Порой лишь собака зальется,
Да крикнет сова невзначай,
Да мерно внизу под окном раздается:
- Слу-шай!..
«Не дни и не месяцы – долгие годы
В тюрьме осужден я страдать,
А бедное сердце так жаждет свободы, -
Нет, дольше не в силах я ждать!..
Здесь штык или пуля – там воля святая…
Эх, черная ночь, выручай!
Будь узнику ты хоть защитой, родная!..»
- Слу-шай!..
Чу!.. Шелест… Вот кто-то упал… приподнялся…
И два раза щелкнул курок…
«Кто идет?..» Тень мелькнула – и выстрел раздался,
И ожил мгновенно острог.
Огни замелькали, забегали люди…
«Прощай, жизнь, свобода, прощай!» -
Прорвалося стоном из раненой груди…
- Слу-шай!..
И снова всё тихо… На небе несмело
Луна показалась на миг.
И, словно сквозь слезы, из туч поглядела
И скрыла заплаканный лик.
Внизу ж часовые шагают лениво;
В ночной тишине, то и знай,
Как стон, раздается протяжно, тоскливо:
- Слу-шай!..